Верник: «Я тогда не закомплексовал, не запил»

Загородный дом я построил давно. Когда не стало мамы, папа переехал туда жить. Я приезжаю к нему, когда есть возможность. Во время пандемии мы за городом провели несколько месяцев в мужской компании — я, папа, брат Вадик и сын Гриша. Нам так хорошо было вместе. А обязанностей у мужской компании нет, есть права. Каждый из нас делал, что хотел. Естественно, главный в доме – это папа. Он всегда сидит во главе стола во время завтрака или обеда, или ужина. Есть помощница по дому. Она занимается бытовыми вопросами. Вечерами мы с братом и сыном смотрели кино. Это стало неким ритуалом. Параллельно что-то вкусное готовили с Гришей на кухне.

Расскажите, как поживает ваш папа? Какими мыслями Эмиль Григорьевич делится, чему радуется?

Мой папа – уникальный человек. Наверное, так скажет любой сын и будет прав. И все же. Папе 96 лет, но он не любит, когда говорят о его возрасте. Язык не поворачивается назвать его пожилым человеком. «Возраст, старость» — эти слова исключены из его лексикона и никакого отношения к папе не имеют. Он полон сил, энергии, интереса к происходящему в мире. В одной руке у папы всегда пульт от телевизора, в другой – радиоприемник. А рядом книги и газеты. Конечно, он живет сейчас тем, что происходит в моей жизни, в жизни моего брата и сына. Папа часто делится с нами воспоминаниями о работе с великими артистами – Смоктуновским, Табаковым, Ефремовым, Яковлевым, Леоновым, Мироновым, другими. Раньше эти истории воспринимались как-то иначе. Сейчас же я их могу соразмерять со своей жизнью. Ваш журнал называется «Домашний очаг». Для меня эти слова – основополагающие. Я уверен, что в доме могут быть камин и печка, но все равно будет холодно. А греть может только взаимный интерес друг к другу и любовь. Мне повезло родиться именно в такой семье. Раньше, когда мы собирались у родителей, за столом всегда разговоры были о театре. Это замкнутый круг и из него не вырваться. Папа – режиссер на радио, мама – музыкант, брат – журналист и театральный критик. Теперь и сын учится на актера. Это на самом деле потрясающе.

Какую девушку вы бы хотели видеть рядом с Григорием?

Я всегда одобрю выбор Гриши. Это его жизнь. Воспитание – это опыт, который ребенок впитывает, пока он рядом с родителями. Гриша – продолжение меня, как и я продолжение своей родни. Папа мой готов рассказывать часами, как встретил маму и с первой секунды понял, что это его женщина. Как они жили в крохотной коммунальной квартире и строили жизнь.

А какую женщину хотели бы встретить вы?

Сильную, самодостаточную, как моя мама. Она была абсолютным другом моему отцу. А еще невероятной красавицей.

Григорий, наверняка, понимает, что известная фамилия накладывает дополнительную ответственность. Вы сами, когда перестали ее чувствовать?

Известная фамилия с одной стороны – бонус, а с другой – тяжелый груз. Она тебя сразу ставит в какие-то рамки. Я сыну постоянно говорю, что он никому ничего не обязан доказывать. Он должен искать свой путь, быть абсолютно независимым. Помню случай. Я был совсем молодой и один режиссер пригласил меня в свой спектакль. Через несколько репетиций он заявил при других артистах: «Знаете что, Верник, я снимаю вас с роли. И запомните: вы никогда не будете играть больших ролей». Вот сейчас я играю девять главных ролей в спектаклях МХТ им. Чехова, а также в Театре наций, в Большом театре. А где тот режиссер, чем занимается? Я не знаю. Каким-то поразительным образом я тогда не закомплексовал, не запил, не закрылся в себе, а перешагнул и пошел дальше. Характер у меня такой. Спасибо родителям. Они всегда смотрели вперед, а не назад.